Белый снег – Восточный ветер [litres] - Иосиф Борисович Линдер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На этом месте Янагита остановился и уточнил у Ниумуры:
– С какого времени он приступил к выполнению задания?
– После третьего курса, когда проходил заводскую практику на паровозоремонтном заводе в Улан-Удэ. Позже, в тридцать четвертом, он создал свою первую резидентуру. Если вас интересуют подробности, то материалы по соответствующему периоду подшиты в рабочий том дела, – пояснил Ниумура и потянулся к пузатому портфелю у своих ног.
– Спасибо, позднее! – остановил его генерал и заявил: – Сейчас меня больше интересует, кто и при каких обстоятельствах позволил ему пойти на сотрудничество с НКВД.
– Это была его личная и вполне оправданная инициатива! В тридцать седьмом, как известно, большевики провели Большую чистку. Подчищали не только верхушку, но и весь сомнительный элемент. Мы тогда потеряли почти всю агентурную сеть. Агентов не спасло даже то, что некоторые, как Каймадо, вступили в партию и занимали в ней далеко не последние должности. А он не только уцелел, но и сумел сохранить резидентуру. Четверо из его агентов стали секретными сотрудниками в особых отделах и управлениях НКВД.
– И что, среди них не оказалось ни одного двуликого Януса? – усомнился Янагита.
– Да! Что лишний раз говорит о классе работы Каймадо. Он разведчик волею Неба!
– Неба, говорите? Это мы еще посмотрим! Кто до вас поддерживал с ним связь?
– Хая Си.
– И он такого же мнения? – продолжал допытываться генерал.
– Самого превосходного. Его рапорт подшит в деле! – с вызовом ответил Ниумура, его задевало недоверие, сквозившее не столько в вопросах, сколько в тоне, каким они произносились, и в качестве главного аргумента в защиту Каймадо он привел цифры: – Последние его материалы на восемнадцать советских агентов в Харбине, Дацине, Цицикаре, Синьцзине и верхушку руководства разведуправления Дальневосточного военного округа перепроверялись через другие наши источники и нашли полное подтверждение.
Янагита промолчал и снова углубился в дело Каймадо. Диапазон его разведывательной работы поражал. После окончания университета молодой человек получил направление на химзавод № 92 в далекий Сталинград. Там молодой и инициативный инженер стал настоящей палочкой-выручалочкой. За год работы Каймадо успел перебывать в командировках в пяти городах: Азове, Ростове-на-Дону, Новороссийске, Сталине и Астрахани. Ему удалось проникнуть в закрытые цеха завода «Баррикады», на военные верфи, на испытательные полигоны.
Потеряв связь с курирующим резидентом, Каймадо действовал на свой страх и риск. В неполные двадцать девять он самостоятельно провел три вербовки агентов в Сталинграде и добыл ценнейшую информацию о производстве танков. В Азове он сумел скопировать чертежи нового пограничного катера. О результативности его работы в тот крайне рискованный период свидетельствовали семнадцать листов отчета, подшитых в дело!
По возвращении в Улан-Удэ в 1934 году Каймадо восстановил связь с японской разведкой и передал ее резиденту Хая Си добытые материалы. Их содержание, а также вербовки, проведенные среди инженеров паровозоремонтного завода, произвели впечатление наверху, и вскоре Каймадо стал считаться самым перспективным японским разведчиком в Советском Союзе.
Янагита перешел к чтению очередного донесения, но в это время раздался звонок из приемной. Раздались быстрые шаги, и в проеме дверей появился Каймадо. За его спиной топтался растерянный дежурный, не сумевший доложить о прибытии резидента по всем правилам, что непосредственно входило в его обязанности. Генерал поморщился, раздраженно махнул рукой, и дежурный мгновенно растворился в полумраке приемной.
Ниумура с любопытством наблюдал, как генерал и капитан мерили друг друга взглядом. Первым опустил глаза Янагита, сделав шаг навстречу Каймадо. Они по-военному изысканно поклонились друг другу. Янагита подчеркнуто уважительно пригласил резидента пройти в заднюю комнату, где уже был накрыт столик на троих. Каймадо проявил должную тактичность и, подождав, когда генерал опустится в кресло, сел напротив.
В свете торшера черты лица Каймадо смягчились, в них, как показалось Ниумуре, проглядывала усталость. Последний раз он видел его год назад. В уголках рта залегли морщины, на висках проступила седина. Прежними остались только глаза. Прячась за сильно выступающими скулами, они цепко всматривались в собеседника.
Янагита вежливо поинтересовался:
– Что будите пить, Каймадо-сан? Саке? Есть чо текусен кинпаку, золотое, есть михосакари баншку, серебряное. Или вино? Хачимито умешу, сливовое желтое, акай умешу, сливовое красное? А может, – на лице генерала появилась улыбка, – русскую водку?
– Если, конечно, не заподозрите во мне настоящего большевика, то позвольте водку, – в тон ему ответил Каймадо.
В комнате зазвучал сдержанный смех. Когда он стих, Янагита дружески заметил:
– Сегодня вы можете забыть про легенду и быть самим собой. Выбирайте, пожалуйста.
– Тогда чо текусен кинпаку и чай маття последнего урожая.
Генерал кивнул, Ниумура засуетился над столом и, наполнив крохотные рюмочки золотистым напитком, с чувством произнес тост, отдавая должное одному из лучших разведчиков:
– За ваши, господин капитан, успехи во имя величия Ямато!
Похвала не оставила Каймадо равнодушным, его глаза неожиданно повлажнели, капитан встал и чуть дрогнувшим голосом произнес:
– Благодарю, господин генерал! Я тронут высокой честью! Моя жизнь принадлежит Великой Японии и ее Божественному императору!
– Жизнь каждого из нас принадлежим им! – одобрительно сказал Янагита и пододвинул к капитану блюдо с дымящимися геза – пельменями из молодой перченой свинины, а к ним острый соус. В миске исходил ароматом рис гохан, без которого не обходится ни одна трапеза в Японии. В маленьких изящных чашечках были разложены цукимоны – традиционные японские маринованные овощи. – Готовил наш лучший повар, их вкус напомнит вам о далекой родине, – счел нужным пояснить генерал.
Каймадо благодарно улыбнулся. Какое-то время в комнате слышалось лишь легкое постукивание хаши – традиционных палочек для еды. После опостылевших русской картошки и капусты капитан позволил разгуляться аппетиту. Старшие по званию не торопились начинать беседу, они дали ему в полной мере насладиться едой и только затем перешли к делу.
– Как чувствуют себя большевики? – поинтересовался Янагита.
Каймадо промокнул губы салфеткой и не без легкой иронии ответил:
– Как графины, господин генерал.
– Простите, как? – не понял тот.
– Есть у русских такое выражение – жизнь как у графина.
– И что это значит?
– Русские знают, что возьмут за горло, но кто и когда – это остается тайной.
Янагита
